Павлик метался по дому, чувствуя, как глаза начинают наливаться слезами.
— Где Джек? Где мой Дже-е-е-ек?!
— Какой Джек, Павлуша? — спросила бабушка.
— Ну Джек же! Моя собака! — Павлик нетерпеливо дёрнул плечом.
Он всегда мечтал о собаке. О настоящем живом псе, мохнатом и верном. Лучше всего — хаски с голубыми глазами. Но можно и просто дворнягу.
На самом деле нельзя было никого, потому что Павлик страдал сильнейшей аллергией на любых животных, особенно на собак. И бронхиальной астмой в придачу.
Свою любовь он обрушил на плюшевого пса, которого около года назад подарил кто-то из родственников. Другим игрушкам доставалось от Павлика почём зря: они служили противниками в битвах, боксёрскими грушами, объектами научных экспериментов. Но Джек, с его тёплой уютной шкуркой и блестящими глазами, — это совсем другое дело. Его Павлик берёг, почти не играл с ним. Только, приходя из школы, каждый раз доставал со шкафа, обнимал и подолгу сидел, прижавшись к мягкому боку. В торчащее ухо молчаливого пса мальчик тихо рассказывал о неприятностях: двойках, драках с одноклассниками, как его травят из-за постоянного кашля и болезненного вида и ещё из-за того, что на физкультуре он ни разу не смог ни подтянуться, ни прыгнуть через козла. Мама с бабушкой целыми днями на работе, им до его проблем дела нет. Павлику иногда казалось, что вообще никому на всём свете до него нет дела. Кроме Джека.
— Павлуш, ты про игрушку, что ли? — Бабушка, кажется, поняла, о чём речь, и рассмеялась. — Ты же уже большой! И не играл с ним совсем.
Павлик молча смотрел на бабушку, бессильно открывая и закрывая рот. Что тут можно объяснить? Что Джек не для игры? Что это друг? Разве она поймёт? В душу закралось смутное подозрение. Почему она как будто совсем не удивлена пропажей?
— Бабуля, ты знаешь, где он? Признавайся! Куда ты дела Джека?
— Павлуш, да я не знала, что он тебе нужен! — оправдывалась бабушка. — Ну отдала я его… Другому мальчику, маленькому. Что тебе, жалко для малыша, что ли? Тоже мне, а ещё пионер!
— Как отдала?! Как ты могла?!
Павлик застыл, повторяя снова и снова одно и то же, не в силах поверить в то, что его родная бабуля так с ним поступила.
— Ты… ты мне больше не бабушка! Никогда тебя не прощу!
Захлёбываясь и задыхаясь, Павлик убежал в ванную, где долго сидел, оплакивая свою потерю…
— Павлуша, ну выходи! — бабушка стучала в дверь. — Иди поешь пряничков! Я купила шоколадные, как ты любишь.
Павлик всхлипнул. Он не хотел пряников. Даже потом, во взрослой жизни, от их вида у Павла неизменно будет вставать комок в горле, а в носу щипать от горечи потери.
…Наталья Егоровна вернулась с барахолки. На дворе стоял девяносто первый год. Дочке в проектном бюро вообще ничего не платили, только снабжали мешками муки с жучками раз в несколько месяцев да выделяли глинистую землю под посадку картошки. Самой Наталье Егоровне зарплату на заводе вот уже полгода выдавали чем придётся, в основном деталями для тракторов и прочей сельхозтехники.
По выходным она пыталась продать эти дурацкие запчасти и завидовала тем, кто работал на стекольной фабрике, не говоря уже про мясной комбинат. Она и забыла, когда они в последний раз могли позволить себе нормальный кусок мяса. А ведь Павлик растёт, ему надо хорошо питаться, тем более что слабенький, астматик. Неотступная её тревога и боль.
В эту субботу Наталья Егоровна вернулась домой опустошённая бессмысленным стоянием на морозе. Продать не удалось ничего. Тракторные запчасти зимой никому не нужны, а праздничный сервиз, нарядные туфли дочки и собрание сочинений Александра Дюма ушли ещё в прошлом месяце. Тяжело осев на диван, она блуждала взглядом по комнате, пытаясь найти вещи, сохранившие товарный вид. Взгляд упал на плюшевую собаку на шкафу.
«Совсем новая, — подумала Наталья Егоровна. — Я сразу подумала, как Ленка его притащила, что дурацкая это идея. Павлик-то вырос уже. Зачем ему детская игрушка, спать с ней, что ли? Теперь вот пыль собирает».
Она бросила взгляд на часы. Барахолка будет работать до трёх, ещё можно успеть.
Пёс уплыл в руки симпатичного мальчишки лет пяти в неуклюжей шубе. Щекастая мордашка так и просияла от счастья, когда мама не устояла перед жалобным лепетом малыша и отдала за игрушку запрошенную Натальей Егоровной цену.
— Вот и славно получилось! Нам без надобности, а ребёнку радость, — довольно бормотала себе под нос Наталья Егоровна.
На душевном подъёме решила побаловать Павлика — купить пряников. Как раз свежие завезли в хлебный, аж на улице пахнет шоколадом.
Предвкушая восторг внука при виде любимого лакомства, Наталья Егоровна зашла в квартиру. Навстречу вышел Павлик.
— Бабуля, я не могу найти Джека… Ты его случайно не видела?
Огромные глаза на худеньком личике смотрели тревожно, голос срывался.
Когда Наталья Егоровна поняла, о чём речь, внутренности сжала холодная рука, а груз вины придавил к земле. Кажется, Павлик так и не простит её никогда, до самого конца. А она не сможет найти подходящих слов и объяснить произошедшее. Да и времени-то на это останется совсем немного — всего полгода до второго инсульта.
