Домовой Хомыч, кудлатый, росточком не более локтя, мерил шагами комнату и приговаривал:
— Надо что-то делать.
Дойдя до противоположной стены, он разворачивался, скрёб бороду, похожую на пучок лесного мха, тяжело вздыхал и семенил маленькими ножками в обратную сторону:
— Делать надо что-то.
Так продолжалось довольно долго.
Беспокойство домового разделял большой рыжий кот, сидящий на подоконнике и внимательно смотрящий на дорогу, по которой изредка проезжала тарахтящая машина или, смеясь, шли в сельпо за мукой деревенские бабы.
Иногда Хомыч останавливался на середине комнаты и спрашивал у кота:
— Не видать?
— Нет, — отвечал тот, не отводя взгляда от дороги.
После чего домовой чесал затылок и, заложив руки за спину, продолжал мерить комнату:
— Что-то. Делать. Надо.
Люди, жившие в доме, не появлялись уже третий день.
— Это из-за тебя они сбежали, — убеждённо сказал кот.
— Из-за меня? — удивился Хомыч, застыв на месте.
— А из-за кого? Кто блюдце разбил? Кто хозяйку напугал?
— А она сама виновата, — фыркнул домовой, продолжив шагать по комнате. — Привязала красную тряпицу на ручку комода, закрыла глаза и говорит: «Хозяин дома, помоги мне найти расчёску». Я и сбросил её с шифоньера. Чего орать-то потом?
За почти сто лет многих жильцов повидал дом. Первые хозяева строили его основательно, с любовью, в надежде, что в доме будет жить не одно поколение семьи, но уже внуки, вступив во владения, продали добротный пятистенок. Потом были другие хозяева, и ещё одни. Потом он пустовал, хирея без людей. Хомыч как мог поддерживал дом, уговаривая не разваливаться.
Три года назад дом зажил новой жизнью. Средних лет пара взялась за дело ретиво. Добротная женщина побелила потолки и печь, отмыла окна, повесила занавески, её рукастый муж прошёлся молотком по скрипучим половицам, заменил подгнившие доски на крыльце, подкрасил наличники. Дом помолодел.
Хомыч, довольный новой парой, вёл по ночам с приезжим рыжим котом задушевные беседы, рассказывая про прежних жильцов, да устраивал мелкие пакости нынешним, чтобы не забывали, кто в доме истинный хозяин.
В минувшую пятницу всех разбудил телефонный звонок. Подскочившая женщина спросила в трубку «Что? Уже?», толкнула мужа в бок. После чего они стали спешно собираться.
Оставив коту миску сухого корма и чашку воды, люди заперли дом на висячий замок и поехали в город на своём белом жигулёнке, который мужик нежно называл «ласточкой». Прошли и суббота, и воскресенье, но люди так и не вернулись.
— Это они тебя бросили, — заявил Хомыч коту в отместку. — Точно говорю. Зачем ты нужен? Мышей не ловишь, только спишь целыми днями.
— Глупости! — ответил Рыжик, продолжая внимательно следить за дорогой. — Коты создают уют в доме. И вообще, я пацифист. Я против того, чтобы животные ели друг друга.
— Ну-ну, посмотрю на тебя через недельку, когда закончится в миске сухой корм… Ох, бедные мышки! — съязвил домовой.
— Ты… ты… — голос кота дрогнул, — ты думаешь, людей не будет ещё неделю?
Хомыч остановился и, поглаживая бороду, философски заметил:
— В истории моего дома и не такое случалось!
Рыжику вмиг стало тоскливо.
Апрельское солнце за окном уже переползло через огород и спускалось к закату. Оно ещё серебрилось, но уже не веселило, как перед обедом, когда, резвясь на подтаявших льдинках, обещало всему живому, что скоро наступит пробуждение после долгой зимы.
Расстроенный кот, спрыгнув с подоконника, медленно добрёл до дивана, забрался на него и, свернувшись в углу калачиком, закрыл глаза. Противный домовой испортил животному настроение.
Когда-то давно другие люди выбросили его котёнком на улицу. Оторванный от матери, он пищал, дрожа от страха и холода в обувной коробке, рядом со входом в магазин, пока грубые мужские руки не подняли его и не спрятали за пазухой, где было тепло, уютно и совсем не страшно.
— Смотри, какое чудо, — сказали руки, протягивая дома женщине маленького пушистика.
— Ой, кто это? — улыбнулась женщина и прижала котёнка к себе.
Это было десять лет назад.
«Нет, я не верю, что меня бросили, — подумал рыжий кот. — Мои люди обязательно вернутся, а домовой всё врёт. Одним словом, нечисть».
Рыжик открыл глаза. В комнате царил полумрак. Хомыч уже не шагал по комнате, а сидел на комоде, болтая ногами.
Внезапно кот навострил уши:
— Слышишь?
— Что?
Рыжик метнулся на подоконник. Где-то далеко, звуком тише комариного писка, зародился и постепенно начал расти шум знакомого мотора. Кот и домовой прильнули к стеклу, наблюдая, как хозяйская «ласточка», свернув с трассы в деревенский проулок, переваливаясь на кочках, подкатила к дому.
Первым из машины вылез водитель, следом с пассажирского сиденья, потягиваясь, его жена, затем задние двери распахнулись и из недр салона выбралась их взрослая дочь и… пухленькая девочка двух лет.
— Вот те на-а-а, — прошептал Хомыч, растворяясь в воздухе.
Отомкнув навесной замок, в дом вошла женщина, ведя ребёнка за руку.
— Здесь, внуча, ты будешь жить. Нравится? Смотри, какой красивый кот. Это наш Рыжик, будешь с ним играть.
Кот зашипел на девочку, протянувшую к нему маленькие ручки.
— А ну, цыц! — женщина замахнулась на кота. — Ишь выдумал!
…Спустя час, спрятавшись от людей на пыльном чердаке, Рыжик жаловался домовому:
— Всё хорошо же было. Зачем ребёнок-то? Как же я?
— А я люблю, когда в доме малыши, — ответил Хомыч. — С детьми не соскучишься! И дом молодеет, и я вместе с ним. Я ведь, как-никак, домовой!
