О любви

Криминальная история. С места событий передают наши корреспонденты:

Исаак Бабель

В глубине кладбища, где заснеженные асфальтовые дорожки сходятся и расходятся, словно человеческие судьбы, слезливая тетя Валерия раздавала поминальные пряники, печенье и яблоки.
— Ешьте, бесенята, меленькие стервецы, — говорила она, — супруги Крик были совсем неплохие люди!
Начал я:
— Тетя, — сказал я, — я не философ. Я могу спросить, могу не спросить. От этого ничего не случится. Но я любопытен. Я плохо усваиваю ваши слова. Всем известно, что Беня Крик любил девушку Любу, но девушку Жизнь он любил больше. Отчего Беня и Люба покончили в один день?
Тетя Валерия обливалась слезами, сидя на заснеженной белой скамейке. Перед нами лежала такого же цвета лужайка с прутиком сухой полыни. Наконец она сказала:
— Отчего в один день? Вы это хотите знать? Беня любил Любу, а Люба любила Беню. Вместе они любили Жизнь. Так поговорим о любви!
Что вы знаете об этом чувстве, когда сердцу тесно в клетке, а душа летит наперегонки с мечтой? Что вы знаете об этом чувстве? Ничего. Вы легко пережили обмен советских денег — отнесли в банк две сотенные купюры и забыли об этом навеки.
Беня так не мог. Он любил не только Любу — он любил деньги. У Бени было двести тысяч сотенными бумажками. Государство хотело знать: откуда? Государство издает указ. Беня хотел красиво жить, иметь красивую жену и много денег.
Когда он прочитал указ, он сказал себе:
— Беня, — сказал он, — ты не в Одессе. Здесь нет джентльменов. Джентльмены так не поступают…
Так сказал Беня Крик, Беня Король. И его слова повторила вся улица: «Джентльмены так не поступают».
Наутро они повесились. А к вечеру квартира Бени Крика, Бени Короля, была пуста, как карман студента после стипендии. Соседи сверху и снизу заходили проститься и брали что-нибудь на память. С последним стулом Фроим Бык, старый дворник, позвонил в милицию.
Это было ужасно. Ветер гулял по квартире, гонял ненужные бумажки и жалобно скрипел дверью в кабинет.
Теперь вы знаете. Но что толку, если в ваших глазах я вижу талоны на жизнь, а в душе стоит очередь!
Я спросил:
— Надеюсь, вам что-нибудь досталось?
— Что вы! Я ужасно невезучая. Как раз в тот день я ездила к сестре.
Тетя Валерия всхлипнула:
— Идите, Бабелев, идите! В вашей фамилии мне слышится что-то женское!..
Я промолчал и отошел в сторону, давая излиться этому потоку скорби.

«Сибирская газета», №11, март 1991 г.

Сергей Довлатов

В два часа ночи зазвонил телефон.
— Кто это?
А Света мне и говорит:
— Я тебя разбудила?
— Хуже, — говорю.
— Ты не один?
— Один. С Леной.
— Я по делу. Умер Баскин.
— Не может быть! А кто это?
— Мой сосед.
— Ты что, — говорю, — в другое время не могла позвонить?
— Это так, к слову… Сергей, ты мне нужен как мужчина.
Я даже растерялся.
— То есть? — говорю.
— Толик уехал в командировку, а я записалась на югославские куртки. Он твоей комплекции.
— Ну?
— Ты бы мог завтра подойти к ЦУМу? Примерить…
Я попробовал возмутиться:
— Вообще-то днем я работаю…
— Сергей, — кричит, — умоляю! Курток мало, а Толик уехал на две недели…
Лена щекотала меня под одеялом.
— Хорошо, — говорю, — во сколько?
— В двенадцать, у центрального входа.
— О’кей.
Про Свету рассказывали такую историю. В НИИ, где она работала, за ней ухаживали сразу двое мужчин — директор института и инженер из соседнего отдела. Инженер подстрагивал ей карандаши, занимал очередь в институтской столовой. Директор дарил цветы и подвозил Свету домой на черной «Волге». Чаша светиных симпатий склонялась в сторону директора, но однажды Света опасно пошутила по телефону. Набрала два нуля и сказала в молчащую трубку:
— Алло, кагэбэ? У меня тут накопился компромат на Брежнева. К вам подъехать?
И бросила трубку. Над шуткой хохотал весь отдел.
На следующий день Свету вызвали в «первый» отдел. Далее события разворачивались молниеносно. Вернувшись через два часа, она принародно обозвала директора сволочью. В обед из командировки приехал инженер. Толик подстрогал очередной карандаш, набрался храбрости и сделал Свете предложение, причем своеобразно.
Он начал:
— В то время, как на свете все меньше и меньше хороших людей…
Света прислушалась:
— Чего на мне все меньше и меньше?
Инженер побледнел:
— Ой, я хотел сказать…
— Ладно-ладно, — сжалилась Света, — я согласна.
Бросила работу, бегает по магазинам, записывается на дефицит…
Назавтра я влился в огромную очередь. Стало тоскливо.
— Отчего, — спрашиваю, — сосед умер?
— Ужас, как интересно! — говорит Света. — Сейчас расскажу!
Оказывается, Баскин был известным физиком-ядерщиком, причем с мировым именем. За ряд опытов Баскина выдвигали на Нобелевскую премию, по его работам учились студенты, научный мир с восхищением наблюдал за успехами светиного соседа, чего не скажешь о его жене Аллочке — Баскин был импотентом. Это бывает у физиков-ядерщиков. А его жена Аллочка — высокая, красивая, со здоровыми взглядами на жизнь…
Однажды Баскин пришел домой раньше обычного. Дверь открыл молодой мужчина без носков.
— Проходите, — говорит, — я Костя. Сейчас оденусь.
Реакция Баскина была неожиданной.
— Ничего-ничего, — отвечает Баскин, — можете не торопиться. Вы в шахматы играете?
— Немного…
— Вы одевайтесь, а я пока расставлю. Тут в защите Филидора я нашел интересное продолжение. Кстати, а где Аллочка?
— В ванной.
— Угу…
Мужчины склонились над черно-белым полем.
Когда Аллочка вышла, Кости не было. На кухне, на тонких капроновых колготках, почти под самым потолком висел несостоявшийся лауреат Нобелевской премии. На кухонном столе лежала записка: «Он проиграл на двенадцатом ходу».
— Можешь представить? — возмущалась Света. — Выходишь свежая, в предвкушении, так сказать, наслаждений, а тут муж-импотент вместо лампочки висит. Это же всё, конец! Как жить? Какое сердце выдержит? Конечно, она умерла.
Дальше случилось следующее. Костя вернулся за забытым зонтиком. Тихонько открыл дверь своим ключом, задумчиво оглядел два трупа. Зачем-то взял из секретера шкатулку и удалился, предварительно стерев с ручек отпечатки пальцев. Через полчаса зашла соседка позвать Аллочку к телефону. Соседка была большая и пышная и поэтому смогла упереть ковер.
Дальше неинтересно. Слух каким-то образом распространился по всему дому. Унесли все. Кто-то все же догадался позвонить в милицию. Дело возбуждать не стали. Зачем? Все ясно: воры взяли хату, хозяева от жадности и повеселись. А тут была любовь…
И вдруг Света побледнела, сжала мне руку.
— Только не это! — кричит и в слезы…
А продавщица заявляет:
— Не стойте, товарищи. Куртки кончились.
Я даже расстроился.
— Это свинство! — говорю. — Они куртки по домам растащили!
Света слезы вытерла, говорит:
— Спасибо, что пришел.
— Не за что.
Вот уж действительно — не за что…