Не могу припомнить, о чем я тогда думала, собираясь в поездку, когда, укладывая вещи в рюкзак, сложила и дорожную надувную подушку. Бордовая, бархатистая, она долго пряталась в глубине шкафа, в полной темноте. Пустая оболочка, ждущая наполнения и готовая стать ответом на пока еще не заданный вопрос.
* * *
Тем днем, накануне отъезда, был такой звонкий и ясный миг. Застывший во времени, как явление пылающего куста Моисею.
Стоял душный июнь. Я гуляла по центру Москвы, выбирая малолюдные переулки.
Подняла голову и замерла: связка воздушных шаров зацепилась за перекладину креста на куполе церкви!
Огромная разноцветная гроздь — размером чуть ли не с этот купол. Ветер дул сильно, порывисто. Шарики трепетали и рвались. Казалось, они тянули храм оторваться от земли и улететь. Но, разумеется, он несокрушимо оставался стоять.
Я люблю воздушные шарики. В них — надутых — радость, дыхание жизни. А от лопнувших шариков несет мертвечиной, они похожи на выпотрошенные шкурки.
Тот миг переливался красками, как мыльный пузырь на солнце. В нем было столько знаков и смыслов, как затонувших сокровищ в морских глубинах! Я остановилась и залюбовалась.
Символично, что шарики прибились именно к священному месту, божьему дому.
В мифах многих народов бог оживляет первого человека своим дыханием. Мы, люди, созданные по образу и подобию, передаем священное дыхание жизни дальше: стремимся оживить свои мечты, желания и молитвы. Пусть не напрямую, а опосредованно — кто через гелиевые баллоны, воздушные насосы, а кто через молитвы, списки дел и желаний, планы, письма Деду Морозу, в конце концов. И вот оно, наше дыхание, направленное в небо. Как запечатанное письмо с молитвой, адресованное Богу, богам, предкам, духам Верхнего мира, – небо для всех.
И они летят, наши шарики-мечты, шарики-молитвы, слабые, хрупкие, уязвимые. Многие запутаются в ветвях деревьев, проводах, зацепятся за что-нибудь, — взять хоть этот крест, — лопнут, в конце концов. Но ведь какая-то часть долетит, сбудется!
Размышляя, я продолжала смотреть.
В этих плененных шариках, в их безнадежных беспорядочных метаниях под порывами ветра была такая уязвимость, пронзительность и трепетность жизни, как в романах Ремарка.
Весь этот момент был про меня и для меня. Я была этой связкой шариков. Я ощущала их бесприютное сиротство. Трепетала в печали и смятении под порывами ветра. Без корней, без руля и ветрил, отчаянно нуждаясь в опоре и не находя её. С другой стороны, определенно я была и церковью, слишком благоразумной, слишком отяжелевшей в оковах стабильности и предсказуемости, чтобы позволить себе легкость и безрассудство.
* * *
Надувая подушку перед сном, я продолжала размышлять о священном дыхании жизни, дающем силу шарикам-молитвам. Не только им. Само дыхание как молитва, как подношение. В древности люди верили, что боги являются в сновидениях, чтобы объявить свою волю. Если люди хотели получить знак, ответ на вопрос, они приходили в священные места, делали пожертвование и засыпали, надеясь увидеть вещий сон. Похоже ли надувание подушки — наполнение ее своим дыханием (отголоском того самого священного дыхания жизни!) — на дар нынешним божествам сна? Будет ли вещим посланный сон?
Во сне вспомнилось важное. Наша первая с тобой совместная прогулка. Мы идем от Октябрьской к Парку Культуры. Слушаем на двоих «Наше радио»: один наушник у тебя, второй у меня. Спускаемся на набережную в Парке Горького, останавливаемся у парапета. Пахнет водорослями. Над нами Крымский мост и звуки большого города.
Холодно, пасмурно, слегка моросит. На набережной малолюдно. Я замерзла: с реки дует. Ты укрываешь меня своей курткой. Она черная, просторная как парус. Не снимаешь её, чтобы отдать мне, а именно укрываешь, как крылом, обнимая. Это наше первое объятие. Ты такой большой, высокий, теплый. Очень юный и очень взрослый одновременно.
У меня сильно-сильно колотится сердце. Я трепещу, как пугливая лесная птица, хочется и убежать, и пригреться, уткнувшись лицом тебе в подмышку. Ты обнимаешь меня бережно и очень осторожно.
В наших наушниках Земфира: «Мои колени замерзли, ты был счастливый и пьяный. И что-то важное между…»
Я проснулась, прижимаясь щекой к нежно-шершавой подушке. Память выкатила из закромов тяжелую артиллерию: на душе так потеплело от этого сна! Хотя прошли годы, и мы давным-давно не вместе.
* * *
Вернувшись из поездки, я все никак не могу выбросить сон из головы. И очень кстати нашлась старая — еще бумажная! — записная книжка.
Набирая номер, я изо всех сил держусь за надутую подушку как за дружеское плечо. Расхрабрившись, ввожу последнюю цифру, слушаю гудки, запоздало обдумываю, что сказать.
И вдруг слышу твой голос:
— Ну наконец-то! Я так долго ждал!
