– Ты тоже это видишь? – спрашивает меня Кирилл. Отвернувшись, я ускоряю шаг. Нет ничего в мире противней, чем сломленный человек, смирившийся со своей участью.
Но отворачиваясь, краем глаз зацепила картину расправы шайки подростков над местным забулдыгой. Ничего нового, ничего сверхъестественного, скажет любой житель мегаполиса. Не убьют же они его в самом деле.
– Марин, мы должны что-то с этим сделать, – говорит двенадцатилетний Кирилл, цепляясь за край моей джинсовки.
– Просто не смотри, – рявкаю я и, словно локомотив, тяну за собой субтильного племянника. Он приехал ко мне погостить на лето из городка, где я родилась.
Как объяснить ему, что мегаполис живёт по другим законам. Здесь бомжей и алкоголиков не считают за людей. Никто здравомыслящий не полезет заступаться за такого, никто не будет стараться привести его в чувство и под белы рученьки не поведет отдавать жене или родственникам. Всем плевать. Намного спокойнее просто не замечать подобных ситуаций. Это меня не касается, говоришь себе, и проходишь мимо.
Кирилл злобно сопит заложенным носом, но всё же идет за мной. Ну, хоть вопросов лишних не задает. Мы сворачиваем в одну из неприметных арок и заходим во двор.
Мы поднимаемся в квартиру, и Кирилл молча уходит в комнату. Я снимаю куртку и иду на кухню. Ноги в тапочках в форме единорогов шаркают по старенькому паркету. Щелчок зажигалки, откручиваю вентиль с газом и ставлю на плиту старенький чайник.
Сажусь на табуретку у окна и кидаю в рот один из леденцов. Взгляд в пол, перекатывающаяся во рту барбариска стучит о зубы. Плюшевые единороги с тапочек смотрят на меня с осуждением. Да что бы вы понимали, единорожки облезлые!
«Ты тоже это видишь?» эхом раздаётся в голове голос Кирилла. Наивный мальчишка. Я вижу это слишком часто, но в отличие от других, я знаю, что к чему.
Забулдыгу зовут Степан, он бывший электрик. Пьёт он по-чёрному уже лет десять, если верить старушкам у подъезда. Раньше мог подчинить всё что угодно, работал вахтами, жену любил сильно. Вернулся как-то с вахты и застукал жену с любовником. И не выдержал. Бабу выгнал, сам в запой ушёл. А там уже по накатанной – с работы выгнали, кодировки и бабкины заговОры не помогли. Искал Степан истину на дне стакана, который всё никак не пустел.
В один из вечеров будучи подшофе увидел, как шпана кошку бензином облила и поджечь решила. Вступился, кошку потушил, но себе все руки сжёг. Местный участковый малолетних хулиганов поставил на учёт. Через месяц они впервые избили Степана. Били ногами – толпой, жестоко и хладнокровно.
Степан молчал и сдачи не давал. Когда очередной фельдшер «Скорой помощи» спросил почему, ответил, что они ещё детишки, и жизнь им портить не хочет. Мол, перерастут агрессию. Но, шёл второй год, а издевательства не прекращались. Хотя, били уже больше по привычке, чем со злости.
Засвистел чайник, в кухню вошёл Кирилл с чемоданом.
– Я домой поеду, матери уже позвонил, – мямлит мальчишка, разглядывая мои порядком изношенные тапочки с осуждающими единорогами.
– Нагостился? – спрашиваю я с издёвкой. В горле стоит ком. Эх, парень, нельзя же быть таким категоричным. Вроде и не маленький уже, должен понимать.
– Ты всё видела, а мы его там бросили! Их много, а он один, – глаза племянника наполняются слезами.
– И что бы я сделала? Я похожа на Блюса Ли? Должна была всех раскидать и взяв алкоголика на руки, ускакать с ним в закат? Прости, но боливар не выдержит двоих. Мне двадцать семь, спина уже не та.
– Марина, ты ведь так не думаешь! Мы сейчас вернемся и поможем ему. Вдруг у него дети, семья.
– Помочь ему решил? А если эти хулиганы перекинутся с него на тебя? Или думаешь, твоя мать мне спасибо скажет за то, что её единственному сыночку лицо разбили – и это в лучшем случае.
– Мы могли бы просто позвонить в полицию или участковому, – стоит на своем Кирилл. Слезы градом текут по раскрасневшимся щекам парнишки. И я сдаюсь.
…Через двадцать минут мы с участковым грузили пьяного Степана в полицейский «бобик». Степан охал и дышал на нас с лейтенантом жутким перегаром. Кирилл в смартфоне искал православный реабилитационный центр. В полиции немного протрезвевшего алкоголика осмотрел и снял побои врач. Молодой участковый уговорил пропойцу написать заявление. Послу этого Степана мы отправили «на капельницы», где он пролежал две недели. Туда к нему несколько раз приходил священник, которого Кирилл нашёл в инстаграме. Век высоких технологий, понимаете ли.
После лечения посвежевший Степан стал жить при церкви. Руки хоть и в шрамах от ожогов, но всё-таки «золотые». Батюшка работать официально устроил.
Через два месяца я переехала в другой район – подвернулась квартирка ближе к работе за те же деньги. Кирилл уехал к родителям в провинцию. Степана я не навещаю – стыдно, а вот племянник регулярно получает от него письма, которые заканчиваются всегда одинаково: «Спаси вас Господь, я молюсь за вас с Мариной».
Написано хоть неплохо, но с ошибками, что портит процесс прочтения. Отсутствие запятой и тирешки после прямой речи, взятой в кавычки как пример. История для такого объёма неплоха, но финал… Он объективно плохой. Я не стану расписывать его плохость из-за наличия религиозной повесточки, ведь могут не так понять и обвинить в разжигании религиозной розни. Век вечно оскорблённых, понимаете ли.