Он сидел передо мной, мутно уставившись в одну точку, пряча взгляд в мерзкий сигаретный дым. Даже в Европе и в Египте — наши паленые сигареты! Он — это Кешка, местный нувориш, поднявшийся с самого дна. Он только что вернулся с Красного моря, где с аквалангом опускался к затопленной в войну английской подводной лодке.
Кеша принес бутылку поддельного трехзвездочного конька в пузатой бутылке с прилепленной акцизной маркой. Мы выпили по рюмке, Кеша рассказывал о жизни под дымок модного «Парламента» с угольным фильтром…
В 30-х годах в деревне, откуда его корни, создали комбед. С мужиками, после гражданской войны, плоховато было, и всю власть в деревне взяли три самых горластых и нищих бабы. Две крепких многодетных семьи «комбедовки» выселили в лес одними своими криками.
Кулаки вырыли там пещеру и распахали целину. Прабабка со слезами отвела на общественный двор свою справную кобылку. Поначалу они с мужем, конюхом, путали ей передние ноги толстой цепью и сажали концы цепи на замок. Но разве горлопанок перекричишь? Отдали лошадь. И чтобы землю пахать приходилось идти на поклон в комбед и просить свою же кобылу.
Была ещё одна напасть. Увидали «комбедовки», что портрет Сталина в чело печи смотрит. Сказали моей бабке: «Ждите». Вся семья не спала по ночам — ждали стука в дверь. И портрет на стене не сорвать, ни заклеить.
Шла жизнь. Мужики воевали, гибли, расписывались на Рейхстаге. Однажды в 49 году, в страшную засуху внук одной из «комбедовок» с товарищем из соседского села вздумали печь картошку прямо у дома. Вспыхнул стог. Поднялся ветер. Искры полетели на соседские соломенные крыши. Вмиг запылала вся деревня в сорок домов…
Одна из ярых горлопанок в старухах ослепла, у другой даже дети и внуки диабетом болели, а у третьей дочка в церковь устроилась — пожертвования для храма в банку со щелью собирать. Наверное, грехи замолила. И дети её хорошо устроились. Даже в городскую администрацию пробились. Тем самым поджигателем и был мой собеседник Кеша.
— В школе в комсомол приняли, — вводит он меня в курс дела, подчеркивая биографию, которая мне якобы должна пригодиться, как будто бы я, глупец, её не знаю.
— Дошел до секретаря горкома. Как только разрешили торговлю, все сбережения вложил в товар. Стал за барахлом на Черкизон ездить. Сперва на «Икарусе» с баулами до Москвы. Потом «двойку» дефицитную с рук взял. Зимой по три свитера и трое штанов на себя напяливал. Ментам отстегивал и бандитам — за «крышу». Обувал лохов по-страшному, как и все, но это не для печати.
В церковь ходил. Коммунистом со свечкой за глаза стали звать. Прибыль в дом вкладывал. Купил родовое гнездо одного из бандитов, хозяина бензоколонки. Раз конкурентам дорогу перешел — сожгли. Назло всем выстроил рядом с пожарищем терем. Красной черепицей покрыл. «Жигуль» сменил на подержанный «Мерс». Как у Брежнева в СССР был. Теперь вот «Лэнд-Крузер» у меня. А жизни нет.
Он жадно затянулся и снова уставился в даль. Теперь у Кеши свои магазины в центре городка в 30 тысяч жителей. Он возглавляет местное отделение правящей в стране партии, и взял под свою опеку партию местного городка. Он обладатель редкой коллекции самоваров и известный меценат, жертвующий огромные деньги на искусство. Отдыхает на Канарах, на Кипре, и на Гоа. С аквалангом ныряет в Красное море. А на коньяке для друга, сволочь, экономит.
Семьи нет. И исповедаться некому. Зато мечтает стать мэром нашего города. Кеша пришел сватать меня в пиарщики. Обещает «золотые горы», если пройдет во власть. Говорит, что место редактора местной газетёнки с солидным окладом мне обеспечено. Я пока думаю, и собеседника это бесит. На моем стуле он сидит, как на иголках, а из джипа устало поглядывает его телохранитель.
Я рассматриваю брюзглое лицо будущего мэра. Мне мерзок его взгляд сквозь толстые в золотой оправе очки и поддельные, большие швейцарские часы на правой кисти в подражание президенту. Думаю, и портретик в углу уже висит, как у всех членов новой партии, нырнувших в мутную воду перемен и вышедших сухими. Даже значок на лацкан прицепил.
«А богатство- то твое в мешках под глазами. Всё почки, видать, пропил. А в областном центре всего один прибор гемодиализа. Куда подашься лечиться, друг мой ситный, или прикупишь на базаре бомжонка на запчасти?» — думаю я про себя.
«У тебя внутренний карман пиджака оттопырен от долларов, а у меня за душой ни гроша. Со вчерашнего дня жена пилит по поводу денег. Ребенка надо собирать в школу, и требуется несколько тысяч».
Я знаю, придя к власти, он тут же забудет про меня — сотрет, как файл в компьютере, но — соглашаюсь. И Кеша радостный уезжает…
Ночью меня разбудили сигналы авто. В беседку, где я спал после паленого коньяка постучался взволнованный сосед и сказал, что видел на трассе «Лэнд-Крузер» с пулевыми пробоинами. И двоих на носилках уносили в черных мешках. «Бога не обманешь», говорю я и иду досыпать…
