В одном старинном петербургском доме, выстроенном в стиле барокко, жила-была парадная лестница. Бело-розовый мрамор ступеней прикрывал чудесный итальянский ковер с высоким ворсом. Мягкий, словно мох, он принимал в свои объятия легкие сатиновые туфельки и солидные лакированные ботинки, и никогда грубый башмак не давил его своим каблуком.
Благоденствие продолжалось двести лет, но однажды под крики «Долой!» ковер с лестницы сдернули, точно платье с уличной девки, мраморное тело замарали грязными подошвами, погнули тонкие перила. Бока примяли помойными вёдрами, тазами и кадками со скисшими огурцами.
Тяжелые времена наступили для лестницы: она обратилась в черную замарашку. Гнев и обида переполняли её.
«Я им покажу!» — пообещала она себе и немедленно начала вынашивать планы мщения. Скоро лестница научилась:
— двигать ступенями,
— по-змеиному извивать перила,
— выгибаться дугой.
Днём она вела себя смирно, так что никто и заподозрить ничего не мог. Зато ночью без зазрения совести стряхивала с себя новых жильцов, уводила ступеньки из-под ног и вилась бесконечными восьмерками.
Счастье еще, что никто не убился!
Парадный вход пришлось закрыть. На двери навесили огромный замок. С тех пор никто не ходил по лестнице. Только изредка заглядывал дворник: разжиться из кадки соленым огурцом, если закусить было нечем.
От скуки лестница подружилась с тьмой.
Тьма говорила на многих языках: ветра, задувающего в щели, вьюги за окном, треска рассохшихся половиц, хлопанья дверец шкафа, дыхания неведомого зверя — все эти звуки хорошо знают дети, когда остаются ночью одни в комнате. А лестница неожиданно обнаружила в себе музыкальный талант. Ночи напролет она фальшиво гудела популярные мелодии, что доносились по вечерам из соседнего кафе. Тьма клубилась, изящно танцуя, и насвистывала мелодию в унисон. В общем, они отлично спелись.
Как-то вечером случилось сразу два происшествия. Первое: дворник забыл запереть ход на лестницу. Второе явилось следствием первого: в парадную забрел подгулявший поэт. Смутное романтическое воспоминание привело его к старинному дому. Прихлебывая из бутылки шампанское, он стал подниматься по ступеням вверх, гадая, отчего нигде не горит свет, и почему это лестница так странно гудит у него под ногами, как вдруг в смене тонов и полутонов с удивлением, переходящим в ужас, узнал мелодию популярного джазового стандарта «That’s аll»
Бутылка выскользнула у него из рук. Залп вырвавшегося на свободу газа и грохот разбившегося стекла швырнул поэта сразу на несколько ступеней вверх. Роняя ведра и тазы, он как пуля проскочил между колоннами лестничной площадки и скрылся в недрах дома.
— Ох-хо-хо! — захохотала ему вслед тьма. — Вот это шутка!
— Хи-хи-хи! — захихикала лестница. — Кто это щекочет меня?
— Это я — игристое, — прошипела бутылка. — Вас щекочут мои пузырьки.
— Это невыносимо уже, — прогудела лестница, извиваясь, чтобы стряхнуть с себя зуд. — Уймите их наконец!
— Мы хотим прыгать, — пискнул один пузырек. — За мной, ребята! — И поскакал по ступенькам: вверх-вниз, вверх-вниз.
— Ха-ха-ха! — надрывалась лестница. — Перестаньте! Хватит!
Напрыгавшись вдоволь, пузырьки стайкой поднялись в воздух и засверкали в лунном свете, принимая фигуры созвездий. Вот вырисовался Всадник, вот Три столба, а вот Череп. В этот момент входная дверь в парадную распахнулась. Это явился дворник, услышавший в своей каморке подозрительный шум. На всякий случай вооружившись лопатой, он решил проверить, заперта ли вверенная ему дверь.
Сверкающий во тьме череп из роящихся пузырьков, хохот, вздохи и вой бросились ему в лицо. Не растерявшись, дворник швырнул в череп лопату и разбил жуткое видение.
— Болван, — визгливо ругнулась тьма. — Что ты наделал?!
Перенести это было уже выше человеческих сил. Захрипев, дворник упал. На следующий день стали его искать, и нашли довольно быстро по торчащим из приоткрытого дверного проема босым ногам. Что произошло ночью на лестнице, и кто снял с холодного дворника сапоги, так и не узнали. Но сошлись во мнении, что без нечистой силы тут не обошлось. Дверь в парадную заколотили, на этот раз навсегда.
